В зрелого поэта он превратился в ссылке

Судьба отличников и двоечников, казалось бы, предопределена с ученической скамьи: одним — в институт, другим — в ремесленное училище. Однако жизненный путь ленинградского школьника Оси Бродского не вписывается ни в какие рамки и стереотипы. Двоечник, второгодник, недоучка, подмастерье фрезеровщика на заводе и — Нобелевский лауреат в области литературы, профессор американского университета.

Достоверно известно о четырех школах, в которых учился Бродский. И везде — плохо. В одной из школ случайно нашли ведомость с оценками: в 7-м классе получил четыре двойки, одна из них — по английскому; годовая оценка по литературе — тройка. «Одно слово — бездельник», — так цитировал потом Иосиф Бродский своего отца. А сам себя называл «непутевым сыном».

Он не просто плохо учился, но еще и тяжело сходился с людьми. Даже те, кто потом с удивлением узнал, что учился в одной школе или даже в одном классе с Нобелевским лауреатом, с трудом вспоминали такого однокашника. Как будто какая-то тень отсидела рядом несколько лет на уроках и исчезла. «Не был. Не состоял. Не участвовал...» Объяснима даже логика педколлективов, где память о выдающемся ученике в лучшем случае обозначена фотографией в рамке. Как детям рассказывать о двоечнике, ставшем ого-го кем?

А так и рассказывать — «был никем, а стал всем». Тем более что это правда.

Точно с такими же словами — «не был, не состоял...» — и его первая рабочая анкета в отделе кадров завода «Арсенал». Но и там не отбыл и года. Пытался работать в прозекторской, истопником в котельной, матросом на маяке... Результат один: несколько месяцев тоски, самоедства, нервных срывов — и все, снова свободен.

Радость и восторг Бродскому давали книги. Которые он лихорадочно и хаотично читал в маленькой резервации, которую соорудил сам, отгородившись шкафами, чемоданами и коробками от основной «родительской части» коммунальной комнаты в доме Мурузи (Литейный пр., 24). Читал и создавал собственную картину мира.

В этом его мире были, с одной стороны, строгие, безупречные линии улиц, прекрасные здания и набережные Ленинграда, гладь Невы и горбатые мостики через каналы, а с другой — яростная, всепоглощающая ненависть и презрение к строю той страны, в которой он жил. Нищета послевоенного детства, несправедливость уравниловки, унижение распределительной системы, хамство и высокомерие чиновников — все это тихо и безропотно переживали его соотечественники, в том числе родители. А он — не мог. Словно был рожден в 40-м году мальчик с особыми оголенными нервами...

Иосиф мрачнел день ото дня. И яростно вбивал в клавиатуру пишущей машинки свои странные тяжелые строки, от которых веяло чем-то замогильным...

А потом он познакомился с молодыми поэтами Анатолием Найманом, Евгением Рейном, Владимиром Уфляндом. Дальше — с Булатом Окуджавой, Сергеем Довлатовым. Еще позже — с Анной Ахматовой, Осипом Мандельштамом, Лидией Чуковской... Эти люди окончательно сформировали картину мира Бродского, центральным местом в которой стала «духовная эмиграция».

А потом Бродский влюбился. Смертельно, на всю жизнь.

В юную художницу Марину Басманову — женщину с таинственной красотой, внутренней величавостью, внешней холодностью. Она мучила Бродского, вила из него веревки. А потом взяла и изменила с его же лучшим другом — поэтом Дмитрием Бобышевым. Бедный Иосиф! Тоска, попытки суицида, лечение в психушках, первые инфаркты...

Они с Басмановой сходятся, расходятся, публично ругаются... За этим наблюдал весь литературный Ленинград. Бродский проводил Марину в роддом, а встречал ее после родов уже Бобышев...

И, несмотря на это, весь цикл лирических стихов Иосиф посвятил только одной женщине — «М. Б.»

А новая жена Мария Соццани, с которой он встретится спустя много лет уже в Америке, странным образом оказалась похожа на Марину...

Нехорошим «звоночком» стала статья в «Вечернем Ленинграде» «Окололитературный трутень» про паразитический образ жизни молодого поэта Бродского. Он писал, его не публиковали. Скрывался от милиции, часто уезжал в Москву.

Но от судьбы не уедешь:

13 января 1964 года Бродского арестовали по обвинению в тунеядстве. Казалось бы, ну кому какое дело, что двадцатилетний парень не работает, а сидит на шее у родителей? За это можно не уважать, но — сажать! Бродскому суд дал самый большой срок, возможный по этой статье — 5 лет принудительных работ. И отправил в ссылку в село Норенская Архангельской области.

Позже Бродский назвал этот период своей жизни самым счастливым. В ссылке он изучал английскую поэзию, читал книги, писал стихи. И в Ленинград вернулся зрелым поэтом.

Бродского в СССР не воспринимали поэтом, не разрешали принимать участие в международных литературных конференциях; при этом его хорошо знали за рубежом, к нему было повышенное внимание западной прессы. И, стало быть, здесь — повышенное внимание со стороны обкома и КГБ.

В результате в мае 1972 года его вызвали в ОВИР и поставили ультиматум: либо немедленный отъезд из страны, либо «карательная терапия» на родине. Он выбрал отъезд.

Так в Мичиганском университете появился преподаватель в статусе «приглашенного поэта».

А потом — профессор в Нью-Йоркском и Колумбийском. Правда, некоторые уточняют, что его преподавание было специфическим: он просто собирал студентов и говорил, о чем хотел, читал стихи...

Ну и, наконец, 1987 год. Нобелевская премия «За всеобъемлющее творчество, пропитанное ясностью мысли и страстностью поэзии». Поклонники ахнули и зааплодировали. Те, кто не может никак «въехать» в его поэзию, усомнились: а не своеобразная ли это месть Советскому Союзу за преследование неугодных?

Сегодня разные исследователи бьются в догадках: как из ленинградского мальчишки с семилеткой мог вырасти такой поэт? Пытаются понять корни его ненависти ко всему «советскому». Бродского трудно понять тем, кто не родился евреем в стране с латентным антисемитизмом. Кого не судили и не отправляли в ссылку. Кого не лечили в психушке. У кого не уводил любимую женщину лучший друг. Кого не выдавили из страны... Еще труднее любить его поэзию. Это все равно что любить мрачный каменный утес или прокатный стан...

За профессиональным анализом творчества Бродского мы обратились к доктору филологических наук, профессору кафедры истории русской литературы СПбГУ Игорю Сухих.

— Игорь Николаевич, Бродский — гений?

— Понятие гений — слишком ответственная категория и в историко-литературном процессе применяется редко. Поэтому здесь правильнее говорить о том, что Иосиф Бродский — одна из самых значительных, важнейших и ключевых фигур современной русской поэзии. Есть масса исследовательских работ по его творчеству, написано несколько биографий, совсем скоро будет музей. Может показаться, что все это на пустом месте. Но ведь «назначить» такого большого поэта невозможно. Бродский внес в русскую поэзию особую ноту и особую интонацию. Он предложил свою, вот такую напряженно-трагическую версию мира. Потому что поэзия его современников (например, Уфлянда) — она в основном соц-артовская, ироническая, пародирующая какие-то штампы советской эпохи. А у Бродского — мучительное (с самой юности) размышление о времени, о смерти... Неслучайно сам он говорил, что главная тема вообще всей поэзии — это время.

Интонационно Бродский узнаваем практически с одной строки. Он придумал этот английский метафизический стих с огромным количеством переносов... Хотя для кого-то он слишком тяжеловесный... Когда Бродский получил Нобелевскую премию, Эдуард Лимонов написал статью «Поэт-бухгалтер». Мол, какой это поэт: многочисленные перечисления, огромные пейзажные куски, которые дочитать до конца невозможно... Но, с другой стороны, это оказалось очень узнаваемо, такой интонации в русской поэзии очень долго не было. И некоторые говорят, что очень трудно избавиться от завораживающей манеры Бродского, от его бесконечных переносов. Это его знаменитый стиль, когда структура грамматическая и стихотворная не совпадают, когда фраза обрывается, когда предлог остается здесь, а существительное переносится... Поэзия Бродского — как тяжелая плита. Неслучайно в качестве своих учителей он даже не Ахматову называл, с которой дружил, и не Цветаеву, которую ценил. Выше всего в русской поэзии он ставил мрачного Баратынского... В любом случае резкое своеобразие Бродского, мощь трагического стихосложения на фоне поэзии его современников — совершенно очевидна.

Была ли политическая подоплека в этой Нобелевской премии? Даже если и была (1987 год, перестройка), то дальнейшая судьба поэзии и литературной репутации Бродского показывает, что выбор оказался удачным. Действительно, была выбрана значительная, мощная фигура человека с нетривиальной биографией, с такими любопытными взглядами на жизнь и время.

— Как он добился всего этого без классического образования?

— Все-таки литература — сфера гораздо более демократическая, чем, скажем, точные науки.

С таким образованием Бродский, конечно, не смог бы сделать никакого открытия, как математик Перельман, или ракету в космос запустить. Но в литературе важен талант, дар творческий. Вот он у него изначально был... А еще была неистовая тяга к самообразованию. Вы посмотрите список его книг: там и эпосы разных народов, и литература по античности…

И вот сочетание одного и другого — дара и неистовой тяги к самообразованию — вполне заменило ему образование. В конечном счете победитель всегда прав.

Сравните

Поздний Бродский

Когда вокруг больше нету того, что было, не важно, берут вас в кольцо или это — блиц. Так школьник, увидев однажды во сне чернила, готов к умноженью лучше иных таблиц. (Из стихотворения «Меня упрекали во всем»)

Ранний Бродский

День встает во всей красе. Нужно мыться — знают все. Все об этом помнят, даже стенки комнат в чистоте, в порядке, как листы тетрадки. Только Маша-плакса между них, как клякса. («Чистое утро»)

Подготовила Галина Леонтьева

Как Герой Труда тунеядцу не помог

О роли Даниила Гранина в «Деле Бродского» говорят до сих пор. Некоторые оценивают поступок советского писателя как малодушие или даже подлость.

До знаменитого «судилища» Гранин из-за Бродского получил выговор: Даниил Александрович возглавлял в Союзе писателей комиссию по работе с молодыми авторами, а Бродский на коллективном выступлении талантливой молодежи в ДК им. Горького прочел совсем не те стихи, о которых с ним договаривались. Над ним сгущались тучи: прокуратура Дзержинского района предложила Союзу писателей организовать над Бродским товарищеский суд. Писатели не хотели этого, поскольку молодой поэт не был членом их организации, и… предложили прокуратуре завести на Иосифа уголовное дело.

...Ко второму заседанию суда Союз писателей приготовил справку на Бродского, в которой его назвали графоманом. Формально эту справку должен был писать или хотя бы проконтролировать именно Гранин. Но он вдруг исчез на две недели. И в зал суда не явился. И справку от имени комиссии зачитывал Евгений Воеводин.

Потом, после суда, Гранин заявил на собрании Союза писателей, что комиссия «этого» не подписывала и что он не согласен. Но тут же добавил: если бы эту справку составил секретариат правления, членом которого он являлся, то он бы ее непременно подписал...

Такую «двойственную» позицию некоторые объясняли тем, что роман Гранина «Иду на грозу» был выдвинут на соискание Ленинской премии, присуждение которой должно было состояться через месяц. Но ее в тот раз получил Олесь Гончар за роман «Тронка».

Ставьте лайки, подписывайтесь на канал и приобретайте архивные номера «Тайного советника» —https://history1.ru/archive

Не забывайте делиться материалами в соцсетях, если они вам понравились :)